700 лет под знаком санкций
Принято считать, что слово «санкции» входило, а потом уже и прочно вошло в наш обиход лишь на протяжении последнего десятилетия. Действительности это, мягко говоря, не соответствует.
Люди старшего поколения, несомненно, помнят фотографии в советских журналах начала 1980-х гг., где весёлые монтажники пишут на секциях очередной нитки газопровода «Уренгой — Помары — Ужгород»: «Вашим санкциям труба, господин Рейган!» Те, кто ещё старше, могут, наверное, вспомнить и поправку Джексона — Вэника, лишившую СССР «режима наибольшего благоприятствования в торговле» с США… В принципе, отматывать эту историю назад можно если не бесконечно, то достаточно долго. Торговые санкции против нашего государства, как бы оно ни называлось, шли волнами, то нарастая до пиков, то временно спадая, на протяжении как минимум 700 лет. Довольно часто за конкретными торговыми санкциями маячили призраки иностранной интервенции и даже раздела нашего государства, причём временами эти призраки обрастали плотью и начинали действовать.
Хлеб и независимость
Что сейчас, что тогда санкции применялись как форма политического давления на несговорчивого или слишком самостоятельного соперника. Мотивационный рычаг «А заставим-ка мы их поголодать, авось поумерят прыть!» стар как мир. В отношении западнорусских княжеств он применялся весьма широко. Поговорка «На Руси ещё никто с голоду не помирал» сложилась в районе Суздальского ополья, где земли почти не уступают южным чернозёмам. С Полоцком или Новгородом дела обстояли иначе: хлебные недороды там не редкость. Приморить православных голодом — что может быть эффективнее? Осечки случались крайне редко. Так, в 1309 г. полоцкий епископ Яков посылает униженную просьбу с заверениями в мирных намерениях своему коллеге — рижскому католическому архиепископу, — добавляя в конце: «Ныне вы б за то пустили жито в Полотеск». Судя по всему, это было финалом хлебной блокады Полоцка, который был вынужден пойти на ряд серьёзных уступок. А в 1310 г. Полоцкое княжество вообще перешло под власть рижского архиепископа, перестало быть русским и стало разменной монетой: впоследствии его у Риги выкупила Литва.
Степень давления на Новгород ярче всего иллюстрирует целая серия санкций со стороны Ганзы — торгово-экономического союза Северо-Западной Европы. Этот прообраз нынешнего ВТО вёл с «вольным русским городом» непримиримую борьбу. К сожалению, Новгород её проигрывал по очкам. Скажем, на протяжении XIV в. Ганза добилась сначала запрета на свободное плавание новгородцев по Балтике: отныне те имели право торговать только в ганзейских городах, да и то не во всех. Потом, по итогам торговой войны 1385-1391 гг., — освобождения ганзейских купцов от уплаты почти всех пошлин. Разумеется, игра в одни ворота Новгород не устраивала. Однако попытки прорыва этой блокады моментально и жестоко пресекались всё новыми санкциями. Например, в 1407 г. Ганза ввела запрет на торговлю с Новгородом солью и квасцами, необходимыми для выделки знаменитой русской кожи, славившейся во всей Европе. В 1420 г. был наложен запрет на торговлю с русскими землями оружием и цветными металлами, из-за чего чуть не сорвался план покрыть Троицкий собор в Пскове свинцовой кровлей. Ну а «хлебные санкции» вводились с завидной регулярностью. К 1437 г. они доросли до полноценного эмбарго — абсолютного запрета подвоза хлеба в Новгород. В 1443 г. эмбарго подтвердили, и оно продержалось более 30 лет.
Вполне вероятно, что Новгород и Псков могла ожидать судьба Полоцка: постепенное растворение в «немцах и литве». Но, к счастью, в дело вмешалась сильная политическая воля. Московский князь Иван III Великий в 1494 г. положил хищничеству Ганзы в русских землях конец. Он попросту закрыл в Новгороде Ганзейский двор, арестовал 49 купцов и конфисковал имущества на 96 тыс. марок — гигантская по тем временам сумма.
Такого не прощают. Потомкам Ивана III, за кратчайшее время построившего империю, пытались мстить. Сначала пробовали по старинке: в 1524 и 1527 гг. вводили против Новгорода хлебное эмбарго. Но времена, к счастью, изменились. Новгород стал частью Русского государства, и от поставок «заморского» хлеба уже не зависел.
Попытки «русского прорыва»
А вот в заграничных мастерах и технологиях потребность была. И потому в скором времени ударили именно по этой больной точке. Внук Ивана III, Иван IV, который в 1547 г. ещё не получил прозвища Грозный, впервые почувствовал силу удушающих объятий европейских санкций. Он задумал хорошее дело: поручил саксонскому купцу Гансу Шлитте завербовать в Европе «мастеров и докторов, которые умеют ходить за больными и лечить их, мастеров, умеющих изготовлять броню и панцири, горных мастеров, знающих методы обработки золотой, серебряной, оловянной и свинцовой руды, мастера по отливке колоколов, строительных мастеров, умеющих возводить каменные и деревянные города, замки и церкви, полевых врачей, умеющих лечить свежие раны и сведущих в лекарствах, людей, умеющих привести воду в замок, и бумажных мастеров». Словом, планировался настоящий прорыв Русского царства во многих отраслях.
Но он не состоялся. Всё просто. Власти Ливонской конфедерации развернули настоящую охоту за саксонцем и за навербованными им специалистами. Шлитте поймали и судили, причём на суде прямо говорили об опасности возрастания силы Русского царства. Из 300 мастеров, что могли бы совершить «русский рывок», до Москвы добрались лишь трое. Этот несостоявшийся прорыв во многом обусловил отставание Русского царства по части военно-промышленных технологий.
Следующий раунд санкционно-военного противостояния состоялся во время Смуты, когда Русское царство фактически приказало долго жить, а торговая ситуация вернулась к реалиям двухсотлетней давности. В этот раз, пользуясь тем, что в Москве отсутствует сильная политическая воля, да и власть как таковая, условия диктовала не Ганза, а Швеция. По результатам Столбовского мира 1617 г. Россия утрачивала право самостоятельной торговли со странами Европы по Балтике. Все сделки — только через Стокгольм. Это была кабала. Сбросить её помогла лишь Тридцатилетняя война 1618-1648 гг., расколовшая Европу на протестантский и католический блоки. В России увидели ценного союзника: послы протестантских держав умоляли русского царя повоевать хоть немного, хоть с католической Польшей. И тут царь Михаил Романов проявил ум и политическую твёрдость. Дескать, повоевать можно, но вот матчасть слабовата: Смута была, да и до Смуты европейские державы не отпускали к Москве мастеров военных и промышленных технологий. Нанимать их запрещали, а уже нанятых задерживали. Но тут внезапно оказалось, что Россия Европу «просто не так понимала». Сейчас уже никто никого не задерживает, пожалуйста, пользуйтесь, весь военно-промышленный потенциал протестантской Европы к услугам Вашего Величества.
Именно так, пусть с опозданием, и был совершён первый рывок Нового времени: в России начинается устройство мануфактур, сопровождающееся серьёзным экономическим подъёмом. Впоследствии эти первые мануфактуры, заведённые голландцами, дадут русские всходы. В частности, породят империю Демидовых, которая навсегда покончит с зависимостью России от Европы по части железа и оружия.
От санкций к интервенции?
А ведь всего этого могло и не быть. Ещё во времена Ивана Грозного страх Европы перед Россией породил не только эмбарго на поставки в Русское царство цветных металлов, оружия и артиллерии. В громадной империи Габсбургов рассматривались планы масштабной войны, целью которой было стереть Россию из географии и истории. Один из таких планов представил Генрих Штаден, служивший в опричном войске Ивана Грозного. В 1578 г. он подал свой проект на рассмотрение императору Рудольфу II. В частности, там значилось: «Чтобы захватить, занять и удержать страну, достаточно 200 кораблей, хорошо снабжённых провиантом; 200 штук полевых орудий или железных мортир и 100 000 человек: так много надо не для борьбы с врагом, а для того, чтобы занять и удержать всю страну… У русских надо будет отобрать прежде всего их лучших лошадей, а затем все наличные струги и лодьи… Монастыри и церкви должны быть закрыты. Города и деревни должны стать свободной добычей воинских людей». Удар предполагалось нанести с неожиданной стороны — с севера: «Отправляться следует 1 апреля и плыть сначала к заливу и реке Коле в Лапландии».
Удивительно, но спустя почти 350 лет в этом направлении ударили ещё одни большие любители санкций: англичане и американцы. Того, что молодое советское государство очутилось в полной торговой блокаде, показалось мало. Захотелось не просто удушить новую Россию санкциями и эмбарго, а подвергнуть её настоящей колонизации. Занять экспедиционным корпусом перспективную территорию. Начать разведку и разработку полезных ископаемых. Пока геологи работают, заняться банальным грабежом того, что уже есть в наличии: за время интервенции англичане вывезли с Русского Севера леса, льна и марганцевой руды на сумму в 3,5 млн фунтов стерлингов. А если «варвары» начнут возмущаться, то применить не раз уже опробованную схему: карательные отряды плюс концлагеря. Это не выдумки, именно так себя вели англичане. Во время интервенции 1918-1919 гг. через уездные и каторжные тюрьмы, через концлагеря на острове Мудьюг и в бухте Иоканьга прошло 52 тыс. человек. А геологоразведочная экспедиция под началом советского учёного Александра Ферсмана в 1922 г. обнаружила, что предполагаемые месторождения стратегически важных руд вроде никеля, марганца и кобальта уже отмечены красным треугольником. Местные жители рассказали, что это сделали английские геологи, которые побывали здесь в период интервенции.
Затем последовал период СССР, который, если уж по большому счёту, был насквозь санкционным: давление с помощью разного рода эмбарго и санкций фактически не ослабевало никогда. Исключение — годы Великой Отечественной войны и несколько послевоенных лет. Это приводит к логичному выводу: экономическое давление на Россию будут пытаться оказывать всегда. И только сильная политическая воля центральной власти может скомпенсировать это давление, не дав ему разрастись до попыток интервенции и оккупации.